ПТИЦА ДЛЯ ПОЗНАНИЯ ДУШИ
На следующий день, придя к поляне, как и раньше, незаметно, мы с Анастасией наблюдали за увлечённой игрой нашего маленького сына. На краю поляны лежала волчица и тоже зорко наблюдала. Рядом с волчицей играли волчата. Я заметил, что время от времени маленький Владимир берёт в рот пальчик своей ручки и сосёт его, как это почему-то делают все младенцы. Я знал: родители разными способами должны отвлечь ребёнка от этой привычки. Ручки его пелёнками связать или пустышку в ротик дать ребёнку. Об этом я сказал Анастасии, а она в ответ:
— Не беспокойся, в этом есть большая польза. Наш сын облизывает с пальчиков своих пыльцу.
— Пыльцу? Какую?
— Цветочную пыльцу и травяную. К травинкам он руками прикасается, к цветкам. Букашки иногда по его ручке ползают, а на их лапках тоже есть пыльца. Смотри, поморщился. И пальчик изо рта убрал. Значит, с какой-то травки не понравилась ему пыльца. Теперь он наклонил головку и в ротик взять пытается цветок, попробовать на вкус. И пусть берёт. Пусть пробует Вселенную на вкус.
— Вселенная и маленький цветок! Какая связь здесь? Или ты просто говоришь? Условно?
— На свете всё живое вселенскую имеет связь.
— Но как? Где? В чём увидеть можно связь такую? Какой прибор способен зафиксировать её?
— Прибор не нужен. Здесь нужна душа. Тогда понять, увидеть сможешь то, что видимо днём каждым и помногу раз.
— Что, например, душой увидеть можно, а потом понять?
— Вот Солнце. Далеко оно от нас. Вселенская планета, а как взойдёт оно, лучом цветка коснётся — и в радости раскроется цветок. Так далеки они, казалось, друг от друга — великое, огромное светило и маленький совсем цветок, а меж собою связаны. Не могут друг без друга.
Неожиданно Анастасия замолчала и стала смотреть вверх. Я тоже посмотрел. Увидел: над поляной низко кружил большой орёл. Я в зоопарке примерно такого видел. Всё ниже, ниже опускался он, кружась, и вдруг когтищами своими метрах в двух от малыша земли коснулся, пробежался по инерции полёта, встрепенулся и, гордый, на поляне встал.
Волчица вся насторожилась. Шерсть вздыбилась на ней, но нападать не стала на орла, прохаживающегося гордо по поляне.
Малыш весь возбуждённым стал. На попку сел и... Вот несмышлёныш! Он ручки к птице страшной тянет.
Ступая медленно когтищами своими, вплотную подошел к нему орёл. И голова с крючкообразным клювом нависла над головкой малыша.
А он, малыш, опасности не чувствуя совсем, орла за перья трогать ручкой стал и прикасался к ногам когтистым, хлопал ручкой по груди орла и улыбался.
Огромный клюв к головке маленькой вдруг прикоснулся, раз, второй, как будто что-то в ней ища. Потом орёл вдруг в сторону пошёл от малыша, и растопырил крылья, и крыльями взмахнул, слегка над травкой в воздух приподнялся, и снова встал на землю. Малыш тянулся ручками к огромной, грозной птице и звуками своими звал: «э», «эээ».
И вдруг орёл... Орёл зашёл за спину малыша, вдруг разбежался и взлетел! Круг низко над поляной сделал, рванулся вниз и на лету схватил за плечи когтищами своими малыша.
Но когти в тельце не впивались.
Орёл под мышки пропустил их острые концы и стал, махая крыльями, кружиться низко над поляной, пытаясь над землёй подняться с малышом.
Малыш дрыгал волочившимися по траве ножками, иногда лишь чуть приподнимающимися над землёй, глазёнками таращился, вдруг заблестевшими огнём от возбуждения. И вдруг — они поднялись! Над травой на метр поднялись, когда слились, когда толчок о землю ножек малыша совпал с орлиным взмахом крыльев.
Орёл, кругами набирая высоту, нёс малыша, но не кричал малыш, они летели, вместе поднимаясь в синеву.
Орёл уже поднял его на уровень вершин высоких кедров и продолжал стремиться в высоту.
Онемев от неожиданности, не в силах говорить, я за руку схватил Анастасию. А она, не отрываясь, смотрит вверх и шепчет тихо про себя:
— Ты ещё сильный. Молодец. И пусть ты стар, но ты ещё силён. Твои могучи крылья. Взлетай! Взлетай повыше.
И орёл, несущий в своих когтях маленькое тельце крохотного ребёночка, описывал круги, поднимался всё выше в небесную синеву.
— Зачем нужна эта экзекуция над ребёнком? Зачем подвергать его опасности такой? — выкрикнул я Анастасии, как только оправился от оцепенения.
— Не беспокойся, пожалуйста, Владимир. Подъём орла не так опасен, как самолёта, на котором ты летал.
— А если он ребёнка с высоты отпустит?
— Он никогда такого не помыслит даже. И ты расслабься, не производи ни страха, ни сомнений в мыслях. Значение большое в осознании для сына нашего несёт полёт орла. Орла, поднявшего ребёночка над нашею Землёю.
— Какое тут значение, кроме суеверия. Вот уж точно, не нужно вмешиваться в великие творения человеку. Тут я согласен. Не предусмотрен был такой подъём. Вы сами, дед твой птицу научил такому. Из суеверия какого-то, скорей всего. А для чего ж ещё? Бессмыслен этот риск!
— Когда я маленькой была, с орлом вот этим тоже поднималась высоко. Немногое тогда ещё понять могла, но было очень-очень интересно, необычно. Полянка маленькой казалась с высоты. И необъятною, большой Земля предстала. Так ярко было всё, и необычное запомнилось надолго, навсегда. Когда я подросла, уже три годика мне было, прадедушка однажды задал мне вопрос:
— Скажи, ответь, Анастасия, всем нравится зверюшкам, когда ласкает, гладит их твоя рука?
— Да, всем. Они и хвостиками машут оттого, что нравится им очень ласка. И травкам, и цветкам, и деревцам — всем нравится, но хвостик не у всех есть, чтоб повилять, чтоб показать, как хорошо, когда ласкают ручки их.
— Так, значит, всё желает руки твоей объятие познать?
— Да, всё живущее, растущее, и маленькое, и большое.
— И Земля большая тоже хочет ласки? Ты Землю видела, её величину?
Картина яркая с орлом запомнилась мне с младенчества. Величину Земли я знала не понаслышке. И потому ответила прадедушке не медля:
— Земля большая, край её не виден. Но если ласки все хотят, то, значит, и Земля её желает. Но кто же сможет Землю всю обнять? Она так велика, что даже, дедушка, твоих не хватит ручек, чтоб Землю всю обнять...
Прадедушка раскинул руки в стороны, посмотрел на них и подтвердил, со мною согласившись:
— Да, ручек не хватает и моих, чтоб Землю всю обнять. Но ты сказала, как и все, Земля желает ласки?
— Да, она желает. От человека ласки все хотят.
— Вот ты, Анастасия, всю Землю и должна обнять. Подумай, как обнять. — Прадедушка ушёл.
Как Землю всю обнять, я стала думать часто. И не могла придумать. И знала, что со мной прадедушка не будет говорить, вопроса не услышу от него, пока задачу не смогу решить, и я старалась.
Но больше месяца прошло. Задача не решалась. И вот однажды я на волчицу посмотрела ласково, издалека. Она стояла на другом конце поляны.
Волчица завиляла вдруг хвостом под взглядом. Потом я стала замечать, что радуются все зверюшки, когда на них посмотришь с радостью и лаской. И расстояние до них, и их величина здесь неважны. Их радость также посещает от взгляда или когда подумаешь о них с любовью. Я поняла, им так же хорошо становится, как раньше от руки, когда рукой ласкаешь. Тогда и поняла... «Я» есть с ручками и ножками своими, но есть ещё «Я» большая, чем ручками возможно показать. И эта большая, невидимая, тоже я. Так, значит, человек устроен каждый, как и я. И это большее моё сумеет Землю всю обнять.
Когда прадедушка пришёл, ему сказала я, вся радостью пылая:
— Смотри, дедулечка, смотри, зверюшки радуются все не только когда их ручкой обнимаю, но и когда издалека на них смотрю. Невидимое, но моё их что-то обнимает, оно и Землю может всю обнять.
Я Землю обниму невидимой собою! Анастасия я. Есть маленькая я, и есть большая. А как называть себя, другую, ещё не знаю. Но я подумаю, как правильно назвать, и назову и всё тебе, дедулечка, отвечу. Тогда и ты со мной заговоришь?
Прадедушка заговорил со мною сразу:
— Зови вторую, внученька, себя — душою. Своей душою. И береги её, и действуй ею, необъятной.
— Скажи, Владимир, сколько было лет тебе, когда свою смог осознать, почувствовать ты душу?
— Не помню точно, — ответил я Анастасии и подумал, познал ли я свою душу вообще и как другие познают её, во сколько лет? И в степени какой? Быть может, просто говорим мы о душе, не чувствуя себя едиными с душою, не думая о своём «Я» втором, невидимом. Да и насколько важно чувствовать всё это, для чего?
Движущаяся вверху точка стала быстро увеличиваться. Орёл, описывая круги, опускался над поляной. Когда кружил ниже крон деревьев, я увидел раскрасневшееся личико малыша, его блестящие от возбуждения глазёнки. Растопыренные в сторону ручки двигали пальчиками в такт взмахов крыльев птицы необычной. Когда маленькие ножки коснулись земли и стали волочиться по траве, когти орла разжались. Малыш упал, перевернулся на траве и быстро встал на четвереньки, потом сел, головкой завертел — он друга стал недавнего искать.
Орёл, покачиваясь, в сторону от малыша пошёл, но повалился на бок. Метрах в десяти от малыша как-то неловко на траве лежал орёл и в сторону откинул одно крыло. Дышал он тяжело, а голова к траве склонилась.
Малыш его увидел, заулыбался и пополз к нему. Орёл встать попытался навстречу малышу, но снова завалился на бок. Оскалившаяся злобно волчица в два прыжка оказалась между орлом и малышом. С волнением Анастасия прошептала:
— Как совершенны и строги Твои законы, Ты человеку изначально всё отдал, Создатель. Твоим законам следует волчица, но жалко, очень жалко мне орла.
— Что происходит? Почему волчица агрессивна, злится? — спросил я Анастасию.
— Орла к Владимиру теперь волчица не подпустит, его больным считает, раз он на бок завалился. Напасть на него может, чтоб отогнать с поляны. Не должен нападение Владимир видеть, не поймёт пока. О, что же?.. Что же предпринять?..
И тут орёл вдруг встрепенулся, на ноги твёрдо встал, гордо вскинулась его голова, два раза щёлкнул грозный клюв. Уверенной, гордой походкой орёл шёл к малышу. Волчица вроде успокоилась, посторонилась, но далеко не отошла, готовая в любой момент к прыжку, она неотрывно следила за происходящим.
Малыш трогал огромную птицу сначала за клюв, потом стал тянуть за перья крыла, трепать крыло и что-то требовать или просить, всё повторяя: «э-э», «а-а».
Крючкообразный клюв прикасался к темечку малыша и к плечу с рубцами от когтистых лап.
Потом орёл, наклонив к земле голову, сорвал клювом какой-то маленький цветочек и положил его в незакрывающийся, как у птенца, ротик малыша, всё произносящий свои звуки. Орёл покормил маленького человечка, как своего птенца, но снова пошатнулся. Волчица злобная готовилась к прыжку. И вдруг орёл... Разбег... Взмах крыльев... Взлёт!
Он поднимался выше, выше, потом вдруг резко пикировал к поляне, не долетая метра полтора до земли, выравнивал полёт и снова вверх взмывал. Малыш махал ему руками, тянулся, звал, смеялся ртом беззубым. Анастасия, неотрывно следя за орлом, с волнением шептала:
— Не надо так. Ты хорошо всё сделал. И ты здоров, я знаю, ты не болен. Ну отдохни же, отдохни. Спасибо! Я верю, верю, ты здоров! Ты просто стар немножко. Отдохни!..
Орёл ещё раз сделал свой сложный пируэт, да так, что зацепил когтями за траву, и всё же он не встал ногами, не оттолкнулся от земли, а, крыльями взмахнув могуче, сумел подняться в воздух, сорвав пучок травы когтями. Он сделал круг, осыпал сверху малыша травинками и стал всё выше, выше в небо подниматься. Анастасия по-прежнему неотрывно следила за ним, даже когда он в точку превратился, всё смотрела она на орла. Я тоже почему-то всё смотрел, как точка от поляны удалялась. Сначала просто вверх, потом вдруг резко в сторону, подальше от поляны. Вдруг точка пошла к земле, и вскоре стало видно, как то одно, то второе крыло раскрываются от ветра, не от продуманных усилий птицы.
И не махал он крыльями и не парил — он просто падал. Крылья на ветру его трепались, сами от ветра раскрывались.
Воскликнула Анастасия:
— Ты умер в небе, наверху! И там остался. Ты сделал всё, что мог для человека сделать. Спасибо... Тебе за высоту спасибо, старый мой учитель.
Орёл всё падал, а вверху над ним других два молодых орла кружили.
— Твои птенцы, окрепшие уже. Ты сделал всё и для их будущего тоже, — шептала Анастасия упавшему где-то за поляной старому орлу. Как будто, мёртвый, он слышать мог её.
Два молодых орла кружили уже низко над поляной. Я знал: они его птенцы, и им малыш махал...
— Ну надо же. Зачем эта бессмысленная жертва? Зачем он так? И всё для человека? Зачем же так стараются они, Анастасия? За что они так жертвуют собою?
— За свет, от человека исходящий. За благодать, что может дать им человек, и за надежду для детей своих. Теперь птенцы его увидят, ощутят от человека свет живительной любви! Смотри, Владимир, наш сын орлятам улыбнулся, они летят к нему. Быть может, понимал орёл, что в этом свете, от человека исходящем, благодатном свете, и его частичка будет.
— За свет от всех людей так жертвовать они собой готовы?
— За всех людей, кто источать способен благодатный свет!!!
Поделиться ссылкой с друзьями можно кнопками ниже ↓
Посети также эти сайты!
Цитаты ЗКР
Книги представлены для ознакомления,
приобрести их можно здесь.
Создание сайтов - sitearts.ru
Сайт был полезен? Можете помочь развитию идей ЗКР! Нажмите на эту кнопку